Духовный настрой

Духовный настрой можно сравнить с музыкальным инструментом. Если гитара, балалайка, скрипка и другие музыкальные инструменты настроены правильно, то и звуки они издают слаженные, гармоничные и приятные на слух, а если инструменты расстроены, то и будут издавать шум, гам и непотребное. Точно так же с душой: если дух настроен правильно, то и душа испытывает радость и наслаждение (благодать).
Но легко сказать: настрой дух правильно, и тяжело это осуществить, поскольку на это есть ряд причин. Во-первых, мы (те, кому за пятьдесят) родились и воспитались в советской среде, среде безбожников, богоборцев и мракобесов. Из этой пагубной среды мало кому удалось выйти на свет и обрести православную веру. Конечно, по традиции младенцев в нашей стране почти всех крестят и в наши дни, но это есть фикция, профанация, для галочки. Мало окрестить младенца в православном храме, надо ещё его научить правильно верить в Бога. А это целая наука, и выше и сложнее этой науки нет и никогда не было. Только глупые могут говорить, что Православие не наука. Если бы Православие не было наукой, то не было бы духовных семинарий и академий и не назывались бы некоторые православные кандидатами и профессорами богословия. Эта наука сложнее всех существующий наук для неверующий и она же легче всех существующих наук для верующий. На первом месте стоит вера, и к человеку верующему прилагается всё остальное. Кем прилагается? – Духом Святым. Без Духа Святого неверующий может десять раз прочитать Библию, Евангелие и другие богодухновенные книги, но он в них ничего не поймёт. А не поняв, он может начать раздражаться и богохульствовать. Такими, например, были знаменитый писатель граф Лев Николаевич Толстой, Владимир Ильич Ульянов и многие-многие другие. У безбожников и богохульников даже была в СССР целая партия – КПСС. Они одно время (до войны) даже регулярно издавали газету «Безбожник». Одним словом, в советское время духовному настрою обучить нас не могли, потому что с этим велась непримиримая война – например, запрещалось продавать или распространять духовную литературу (даже Евангелие), а попам (священникам) запрещалось в церквях вещать с амвона духовные проповеди. Таким образом, многие из нас выросли и воспитались в безбожной стране, и редко кому удалось выстоять и противостать ложной идеологии…

Источник

Михаил.

Скачать книгу можно ЗДЕСЬ

Духовный и стоический: Настрои вдохновения

«Может быть, и так. «

Духовный настрой приводит человека к осмыслению высших возможностей; он заставляет относиться к жизни как к чему-то священному. Духовно настроенные люди более ориентированы на высшие планы, чем на физический. Они склонны рассматривать жизнь с позиций того, что все возможно. В некотором смысле этот настрой является верхом идеализма.

Люди духовного настроя видят мир через призму совершенства и являются перфекционистами в отношении собственных достижений. Некоторые наиболее влиятельные мировые лидеры имели духовный настрой.

Люди этого настроя напоминают окружающим о взаимосвязи, которая существует за пределами физического плана. Они способны видеть ситуацию в большем масштабе, рассматривать далеко идущие возможные последствия. Однако, этот настрой наиболее наивен в отношении реалий физического плана, и «духовные люди» склонны пренебрегать обыденным ради того, чтобы разглядеть высшие возможности.

На позитивном полюсе этот настрой исследует представляющиеся возможности, а затем реализует их. На негативном полюсе такие люди наивны и легковерны. Они могут быть очень расстроены, когда жизнь поворачивается не так, как им представлялось.

Исследование реальных возможностей, видение высших возможностей, понимание духовной природы человека, чувство единства с высшими планами существования, стремление к совершенству.

Легковерность, наивное отношение к суровой реальности физического плана, незнание деталей, непрактичность, подверженность влиянию.

«Как бы то ни было. «

Стоический настрой предполагает выносливость, его девиз: «Что бы ни произошло, я справлюсь». Стоики не выражают свои чувства открыто, поэтому трудно догадаться, о чем они думают. Стоически настроенные люди могут выходить из сложных ситуаций невредимыми, потому что не делают из них трагедии.

Сточеский настрой, как и духовный, — это настрой вдохновения, позволяющий человеку видеть более масштабную картину. Стоики соскальзывают к духовному настрою, чтобы увидеть, «как могло бы быть». В то время, как большинство настроев нацелено на то, чтобы извлечь что-то из жизни, стоический настрой принимает мир таким, какой он есть.

На позитивном полюсе присутствуют спокойствие и принятие. На негативном полюсе люди отстраняются, сдаются, не принимая ситуацию полностью. Они говорят: «Все складывается не очень-то хорошо, но что тут поделаешь?»

Спокойствие, уступчивость (в хорошем смысле), принятие мира, какой он есть, желание извлечь из жизни максимум, не идя ей наперекор, понимание других настроев.

Покорность, эмоциональная зажатость, нежелание сталкиваться лицом к лицу с ситуациями, бездеятельность, нежелание или невозможность выражения.

Источник

«Духовный настрой заразителен»

Беседа на Русской земле

Схиархимандрит Иоаким (Парр), настоятель монастыря преподобной Марии Египетской в Нью-Йорке, на протяжении многих лет занимается миссионерской деятельностью, организует помощь бездомным. Летом 2011 года отец Иоаким посетил несколько монастырей в России и разговаривал с монахами и монахинями, мирянами, детьми. Он говорил с ними о любви: бесконечной, бескорыстной любви Бога к человеку и любви ответной, которую ждет от нас Спаситель. Публикуемый ниже разговор отца Иоакима с сестрами одного российского монастыря вошёл в книгу «Беседы на Русской земле».

Схиархимандрит Иоаким (Парр)

Я хотел бы поделиться с вами некоторыми мыслями, а затем мы сможем обсудить ваши вопросы.

На последних наших встречах мы беседовали о любви друг к другу и о брани, которая с этим сопряжена. И мне кажется, что брань понять несложно — каждый из нас ее имеет. Но вот любить друг друга — это по-настоящему сложно.

Мы недавно вернулись с Валаама, где провели Богом благословенные несколько дней. И тема, к которой мы постоянно возвращались как в беседах с монахами, так и в беседах с мирянами, — очень сложно заниматься внутренней жизнью и в то же время любить ближнего и Бога. Складывается впечатление, что мы отводим часть времени для одного, часть — для другого, часть — для третьего, но сложить все это вместе… вот где мы сталкиваемся со сложностями.

Вот что, мне кажется, может помочь понять, как это сделать.

Когда-то я знал монахиню, которую звали мать Елизавета. Она была настоящим воином. Родилась Елизавета в Германии во время прихода к власти Гитлера. В Соединенные Штаты она приехала вместе со своей матерью незадолго перед тем, как началась Вторая мировая война. Здесь она вышла замуж за человека, который совсем не интересовался вопросами веры. Да и она знала о религии чрезвычайно мало. С мужем они вырастили трех детей, причем ее отношение к жизни было такое: если я буду хорошо заботиться о детях и муже, то и в жизни все будет хорошо.

В 1960–1970-е годы Елизавета работала медсестрой и в конечном итоге заняла очень высокий руководящий пост в крупной больнице. Муж ее был трудолюбив, но не обладал таким же сильным характером, как Елизавета, которая придерживалась такого взгляда на жизнь, который часто встречается сегодня: что мораль не существует и делать можно все, что хочется, если ты не вредишь другому.

Оба сына этой женщины несколько раз неудачно женились, а ее дочь Клавдия увлеклась «альтернативными» молодежными течениями, наркотиками, жила в калифорнийских коммунах хиппи, исповедовала «свободную любовь» и занималась медитациями. И там, в Калифорнии, она впервые услышала о Православии. Одна девушка, которая происходила из православной семьи, сказала ей, что на Пасху хочет поехать в Сан-Франциско.

— Пасха? Что это? — переспросила тогда Клавдия.

— Я не знаю, я еду не по религиозным причинам, просто мне нравится чудесная музыка и красивое богослужение, — ответила ее подруга.

Итак, они поехали в Сан-Франциско на праздник. И там Бог ее и настиг. Клавдия была настолько переполнена впечатлениями от пасхального богослужения, что почувствовала, что она просто обязана узнать больше о том, с чем она соприкоснулась.

Через какое-то время девушка приняла крещение и стала православной. Узнав об этом, Елизавета пожала плечами:

— Что ж, я рада, если это делает тебя счастливой.

Однако обстоятельства сложились так, что Клавдия, которой тогда уже было около тридцати, не могла больше оставаться в Калифорнии и должна была вернуться в Нью-Йорк, в дом своих родителей. И хотя она хотела оставаться православной и жить по-христиански, с родителями это осуществить оказалось далеко не просто — отношения трех взрослых людей, живущих под одной крышей, не всегда складывались гладко. И вот эта молодая женщина однажды сказала Елизавете:

— Ты должна принять Православие!

Но Елизавета ответила:

— Тебе это интересно — вот и хорошо, но это не для меня.

Клавдия продолжала разговоры на эту тему. По праздникам Елизавета подвозила ее в церковь и, в конечном итоге, тоже приняла Православие — и полностью изменилась. Через некоторое время умер ее муж, который незадолго до смерти также принял крещение. Дочь Клавдия ушла в монастырь и стала монахиней, а Елизавета однажды приехала ко мне на приход, где я тогда служил, и сказала:

— Я пожилая женщина, мне уже семьдесят восемь. Вряд ли я смогу стать монахиней — никто меня не примет. Но, может быть, вы знаете, где я могла бы просто жить, молиться и работать?

И я рассказал ей о том, что по благословению нашего епархиального архиерея мы создаем сестричество и с радостью примем ее к себе.

Итак, мы собрали шесть женщин, выразивших желание присоединиться к сестричеству, и поместили их в монастырь в городе Балтимор. Елизавета была самая старшая, самая трудолюбивая и самая смиренная. Молилась она тоже больше всех остальных сестер. Она была очень больна, но никогда ни на что не жаловалась. Вне зависимости от самочувствия, она всегда первой приходила в церковь и последней из нее выходила. В промежутках между богослужениями она постоянно работала, помогала окружающим и при этом всегда оставалась жизнерадостной.

В доме, где жили сестры, было четыре этажа и не было лифта. Для того чтобы попасть на службу или куда-то еще, Елизавета, которой к тому времени было уже почти восемь десят, каждый раз должна была спускаться на четыре этажа вниз, а затем столько же этажей подниматься вверх. В конце концов у нее случился сердечный приступ и врачи сказали, что она не выживет. Но она выжила и снова вернулась в монастырь. И когда я увидел, каким желтым стало ее лицо после операций, я воскликнул:

— Но ты никогда ничего не говорила и не жаловалась!

— Мне и не нужно, — засмеялась мать Елизавета, — сестры делают это за меня.

И она сказала, что проблема других сестер заключается в том, что они не умеют по-настоящему работать, а всегда ожидают, что кто-то сделает что-то за них.

Через два года у нее случился инсульт. Когда ее отвезли в больницу, выяснилось, что артерии с правой стороны совершенно закрылись и кровь к ее голове поступала только через кровеносные сосуды слева.

Сестра Елизавета полностью ослепла на правый глаз, левый на девяносто процентов утерял способность видеть, и правая сторона ее тела оказалась частично парализована. Естественно, она больше не могла оставаться в монастыре.

Так как ее дочь жила в монастыре в Калифорнии, я предложил Елизавете переехать к ней, но Елизавета отказалась, так как не хотела становиться обузой для своей дочери. Тем не менее я позвонил игуменье монастыря и спросил, не согласится ли она принять к себе на попечение Елизавету. Реакция игуменьи была однозначная: Елизавета слишком старая, слишком больная, и ее присутствие ляжет непосильным бременем на плечи сестер ее монастыря. Мне ничего не оставалось, как только попросить игуменью молиться о Елизавете и, может быть, еще подумать об этой ситуации.

Игуменья выполнила мою просьбу: после размышлений и молитв она позвонила местному архиерею спросить его мнение по данному вопросу, и архиерей ответил, что, по его мнению, Елизавету стоило бы принять. После этого игуменья обсудила этот же вопрос с сестрами обители, и все сестры ответили: «Да, мы ее готовы принять». Тогда игуменья позвонила мне и сказала:

— Я по-прежнему считаю это неправильным, но так как все остальные согласны, я тоже согласна принять Елизавету.

Приехал сын Елизаветы и отвез ее в монастырь в Калифорнию. И оказалось, что с приходом Елизаветы в монастырь пришла радость. Она практически ничего не видела и была очень больна, но по-прежнему приходила в церковь самой первой и по-прежнему постоянно была занята на послушаниях. Для того чтобы Елизавета могла заниматься садовыми работами, сестры вбили в землю специальные столбики, между ними натянули веревку, держась за которую Елизавета могла передвигаться по саду. И по-прежнему с ее уст не сходило ни слова жалобы.

Прошло время, и игуменья позвонила мне с известием, что Елизавета, которая в то время все еще была послушницей, находилась при смерти — у нее случился еще один инсульт, и, вероятно, ей не удастся прожить и нескольких дней.

— Вы должны ее постричь! — воскликнул я.

— Но я не совершаю постриги так быстро, — возразила игуменья.

— Но она умирает, ее нужно постричь!

— А что случится, если я ее постригу, а она останется жить? — спросила игуменья, но пообещала спросить архиерея.

Епископ благословил постриг в мантию. Когда Елизавета услышала об этом, то очень обрадовалась. Так как она находилась в больнице, то для совершения пострига все сестры монастыря приехали к ней в палату.

Как и Елизавета, игуменья обладала сильным характером, так что в наших разговорах Елизавета не раз говорила, что сердце настоятельницы как будто бы сделано из камня. И вот представьте себе картину: мы находимся в ее палате, и почти слепая Елизавета говорит мне:

— Батюшка, подойдите сюда, где я могу вас видеть.

И когда она смогла меня разглядеть, она сказала:

— Батюшка, я так рада, что вы приехали! Хоть я и пробыла здесь несколько лет, я все равно считаю себя вашей монахиней. Вы же знаете, у нашей игуменьи каменное сердце!

А игуменья тем временем стояла рядом со мной, но там, где Елизавета не могла ее увидеть. И, не зная о ее присутствии, Елизавета продолжила:

— Я никогда бы не хотела, чтобы наша игуменья меня постригала!

— Что ж, — сказал я, — все сестры в сборе, они будут петь, а я совершу постриг.

Елизавета была счастлива. И когда служба закончилась, игуменья обошла больничную кровать с другой стороны, чтобы поздравить ее.

— О, я очень рада, что и вы приехали! — сказала мать Елизавета.

Она не осуждала ее и не пыталась быть жестокой. Своим присутствием в этом монастыре мать Елизавета изменила жизнь всех сестер. Там были сестры, которые были даже старше ее и были больны, так что монастырь напоминал больницу. Кто-то лежал, обложенный подушками, кто-то подкладывал что-то под ноги, кто-то дремал под какой-то специальной лампой. А мать Елизавета была больна больше, чем кто-либо из них, но она постоянно работала или была в церкви.

Показывая на голову, она говорила мне:

— Вот где их болезни. Как они могут что-то делать, если постоянно размышляют о своих болезнях.

И представляете, она все еще жива! С тех пор в монастыре умерли уже две другие монахини, а мать Елизавета все еще там…

Причина же, по которой я рассказал вам эту длинную историю, заключается в следующем. Дело не в том, какой крест вам дает Господь. Дело в том, принимаете ли вы его с радостью и насколько вы любите Его. Если мы любим Его, мы сможем любить друг друга. И мне кажется, что мать Елизавета прекрасный тому пример.

У нее были деньги, часть которых она скопила за время работы, а часть унаследовала от мужа. Мать Елизавета попросила благословение игуменьи пристроить к зданию монастырского общежития отдельную келью. В просторной пристройке все было рассчитано на то, чтобы после кончины матери Елизаветы помещение могло быть приспособлено для относительно самостоятельного проживания престарелых и больных монахинь. Тем самым она позаботилась о том, чтобы облегчить жизнь остальным сестрам обители. И когда я спросил ее, нравится ли ей жить в ее новой келье, она воскликнула:

— Что вы, я не настолько больная! Я все так же живу в своей старой келье. Я построила ее для других.

Такой духовный настрой заразителен — так же, как заразителен и дух уныния и бессилия. Что выбрать — зависит от вас. От вас зависит, хотите ли вы жить как будто окруженные грозовыми тучами или же вы хотите, чтобы солнце освещало вам путь к Богу. Наш выбор не изменит нашего физического состояния, но изменит наш духовный мир.

Когда я посещал святой Валаамский монастырь, я хотел было рассказать братии одну вещь, но мы так много общались на другие темы, что мне так и не представилась возможность это сделать. Я хотел поговорить с ними о том, что я бы назвал жизнью души. Святые отцы говорят нам, что жизнь души — внутри человека, в его сердце, и ничто стороннее не может прикоснуться к ней или причинить ей вред, если только мы сами не позволим этому случиться. Только то, чему вы позволяете проникнуть в ваше сердце, может либо разрушить вас, либо сделать вас лучше. Святой Исаак Сирин говорит, что если вы хотите подлинно жить, вы должны нудить себя и приносить себя в жертву. Саможаление и любовь к себе — вот ваш враг. Когда вы жалеете себя, когда вы любите себя, вы разрушаете свою душу.

Глубоко внутри вас, в вашем сердце, идет война. Нам постоянно кажется, что реальный мир — это мир вокруг нас, но подлинный мир внутри. Когда вы научитесь хранить сердечный мир, вы научитесь познавать Бога. Мы часто переживаем, нервничаем, беспокоимся, считая, что причина этих чувств — происходящие с нами события, но это не так, мы сами допускаем, чтобы эти переживания становились частью нас.

Когда вы пришли в монастырь, вы, наверное, думали, что вы уже что-то знаете. Но когда вы стали жить в этих стенах, вы начали понимать, что ничего из того, что вы знали, не сможет вам стать надежной помощью, — вся информация и все знание, приобретенные в миру, оказываются не способны успокоить сердечную боль и дать вам неотъемлемый мир. Дать это может только Бог. Мы должны расстаться со всем — мирское знание не есть знание Бога. И если мы обнаруживаем, что необходимость расставания приносит нам боль, это значит, что мы думаем не о том, как любить Бога, мы думаем о том, во сколько нам обойдется эта любовь. Вот откуда приходит печаль: «Я не могу, это слишком трудно…» И все вокруг нас медленно погружается во мрак. Радуйтесь! Любите! Отдавайте, не задумывайтесь о том, как взять. И вы увидите, как ваша жизнь начнет преисполняться светом.

Все, что необходимо для вашего спасения, находится прямо здесь. Вы просто должны научиться использовать это.

Ответы на вопросы сестер
Воскресенского Новодевичьего монастыря г. Санкт-Петербурга

— Батюшка, как правило, время для келейной молитвы остается только вечером. Но вечером ты приходишь уставшей и обессиленной после послушаний. Как преодолеть себя? И сколько молиться, чтобы это физически было осуществимо?

— Вас интересует молитвенное правило?

— Не столько правило, сколько то, как организовать молитву, чтобы она разогрела сердце и дошла до Бога.

— Вы имеете конкретное правило, которое вы должны совершать, или вы сами вольны решать, из чего оно должно складываться?

— Правило — молитвы на сон грядущий.

— И вы должны читать их?

— Да.

— Сколько вам требуется времени для того, чтобы их прочесть?

— Около получаса.

— Если в течение дня вы заняты тем, чтобы показать Богу, что вы любите Его, и сердце ваше непрестанно беседует с Ним, молясь о том, чтобы остаться с Ним наедине, сделать это вечером вряд ли покажется вам сложным. Но если то, чем вы заняты в течение дня, вы рассматриваете как работу и груз, от которого вы торопитесь освободиться, вы весь день думали о себе — и вечером вы также будете продолжать думать о себе. В этом случае вас захватывает себялюбие, и когда вы вечером закроете дверь своей кельи, все, чего вам будет хотеться, это лечь спать. Разве не так?

— Так.

— Значит, если вы хотите изменить то, как вы ведете себя с Богом, когда остаетесь с Ним один на один, вам нужно изменять то, как вы живете в течение дня. И вероятно, вы не в силах изменить тот род работы, который вы должны выполнять, но вы можете изменить свое отношение к этой работе.

В нашем районе в Нью-Йорке жила женщина, которая жила в одной квартире со своей больной матерью. У нее было трое детей — подросток и два маленьких ребенка. Женщина работала в швейной мастерской с семи утра до семи вечера, а мать сидела дома с детьми. Возвращаясь вечером домой, она убирала квартиру, готовила, занималась с детьми и при этом непрестанно пела. И она говорила мне, что весь день на работе предвкушала, как вернется домой и будет заботиться о своей семье.

— Фактически, — сказал я ей, — у тебя две работы. Как тебе удается все это делать?

— У меня есть только одна работа, — ответила эта женщина, — это быть с моей семьей, и это — радость.

Возвращусь к матери Елизавете. Однажды игуменья сказала ей:

— Ты можешь больше не работать, просто молись. Ты уже слишком старая, чтобы работать.

Мать Елизавета ответила:

— Моя работа — это моя молитва. Когда я работаю, я молюсь, и, таким образом, я молюсь весь день.

Только представьте, что бы произошло, если кто-то объявил нам, что работать больше не нужно, а нужно только молиться?

— Какое бы вы дали определение тому, что такое монашество? В беседах вы часто приводите примеры, которые имеют общехристианское значение. А что определяет именно монашеский образ жизни?

— Монашество по сути — это делание, совершаемое мирянами. Это не организация клириков. Монашествующие — это часть верных Церкви. Монашество — это образ жизни, устраиваемый в стороне от мира, единственной целью которого является жить по Евангелию настолько совершенно, насколько это возможно, без препятствий в виде семьи, денег или других попечений. Это образ жизни, внутри которого эти вопросы решаются за вас для того, чтобы вы могли сосредоточиться в Боге.

Итак, монашеская жизнь — это стремление достичь совершенства. Мы следуем за Христом, Который сказал: если хочешь, приходи и следуй за Мной; продай все, что у тебя есть, и раздай вырученные деньги бедным (см.: Мф 19, 21), отрекись от себя, возьми крест свой и иди за Мной (см.: Мф 16, 24).

Но крест, который мы получили, нам не нравится. Мы не следуем за Христом — вместо этого мы говорим Ему о том, каким этот крест должен быть. Мы ропщем. Нам трудно отречься от всего. Мы сохраняем общение со всеми, кого когда-либо знали. Все это происходит тогда, когда вся наша жизнь должна строиться на послушании, и не потому, что мы должны делать только то, что кто-то нам говорит, но мы должны делать то, что нам говорит Бог.

Но человеческое своеволие чрезвычайно твердо. Именно через него мы совершили все те грехи, в которых мы каемся. Именно из-за него мы печемся о себе больше, чем печемся о Боге. Мудрость же Церкви состоит в том, что она говорит нам: если ты хочешь следовать за Христом, ты должен руководствоваться Его волей, а не своей. И мы используем послушание для того, чтобы убить наше своеволие.

Святые отцы говорят: послушание — это могила нашего своеволия, могила, из которой процветет смирение. Итак, монашеская жизнь — это подчинение своей воли воле Божией посредством святого послушания. Цель же этого — стяжать смирение, а через смирение стяжать святость.

Поэтому не важно, где вы находитесь и что вы делаете, если вы делаете это в духе послушания и любви. Тогда вы — монахи. Если же вы делаете то, что хотите вы, и не отрекаетесь от своей воли, любите себя и боретесь со всем, кроме себя самого, вы можете называть себя как угодно, но вы не монахи. Вы можете постричься хоть в великую схиму — вы по-прежнему не монахи.

— Сейчас идет обсуждение типового устава русских монастырей. Изучая то, как строилась жизнь согласно древним уставам, мы видим, что в современных условиях ряд требований либо неосуществим, либо требует соответствующей адаптации. Часто в современных монашеских кельях можно найти холодильники, монастыри оснащены душевыми… Где та грань, за которой внесение корректив начинает разрушать самые основы монашества?

— Эта грань проходит через наше сердце. Мы приходим в монастырь из-за понимания, что в одиночку жить по Евангелию очень трудно и даже, может быть, невозможно. Поэтому Церковь утверждает две основные формы жизни — брак и монашество, ибо оба этих состояния представляют собой разные формы общинной жизни и помогают человеку прийти к Богу. Основное положение монашеской жизни — равно как и жизни в браке! — это то, о чем говорится в Писании: если ты хочешь быть совершенным, отвергнись себя, возьми свой крест и следуй за Мной.

Я думаю, что мы, монашествующие, должны чаще собираться вместе ради того, чтобы поддерживать друг друга и подогревать стремление жить монашеской жизнью и вдохновлять друг друга на то, чтобы делать это ревностнее, с большей преданностью кресту Христову, с меньшим количеством послаблений.

Я бывал в монастырях, где все уставы соблюдаются с буквальной точностью, но где нет любви, а без любви нет никакого смысла в уставах. Я также бывал в монастырях, где была любовь и где братия стремилась к тому, чтобы достигнуть той меры, к которой призывают уставы. Но мерилом тому, как они пытались это осуществить, всегда была любовь — и в этом случае монастырь, ищущий любви, также становился способен к более совершенному исполнению устава.

Вопрос о том, иметь или не иметь холодильник, не должен решаться монахом самостоятельно. Вот поэтому у нас есть понятие послушания. Игумен или игуменья не должны злоупотреблять своей властью и с легкостью допускать послабления. Подобное поведение не поможет нам. Но в то же время, мы не должны быть строгими перед лицом немощи ближнего, но должны быть готовы оказать ему помощь таким образом, чтобы не причинить вред его душе.

Компьютеры, телефоны и прочее… Мир постоянно предлагает нам то или это, без конца. Мы покинули мир для того, чтобы быть свободными от мира, но мы делаем все, чтобы вернуть мир в свою жизнь. Плохо ли иметь телевизор в келье? Нет. Это глупо. Вы лишаете себя молитвы. Вы подменяете глупым телевизором Господа, Которого вы любите.

— У нас нет телевизоров в кельях.

— И у меня. И несмотря на это, мы по-прежнему поступаем глупо, потому что у нас есть другие вещи, которые мы ставим между собой и Богом.

Источник