Кто не гнется тот сломаются
Перегибать палку — плохо в любом случае. Она сломаться может 🙂 Мысль понятна и близка. У меня есть примерно на похожую тему — «Последняя капля». Не совсем о том же самом, но мысли схожи.
Понравилось! Хорошо сказано.
Татьяна! Бессознательно, но ты опровергаешь себя же, говоря «сломаться может». Значит, может и не сломаться! Многие открытия идут от практики. Как и в данном случае, — взял я в руки подмокшую, сырую палку (если мы, конечно, говорим об одном и том же предмете), стал перегибать. А она поддалась. Так я и осчастливил неблагодарное человечество колесом.
Здесь случайность играет немалую роль.
С почтением,
Да, верно, бывает, что и не ломается. Ивняк, тальник, например. Из них корзинки плетут 🙂 Они гибкие. Отсюда и пословица «Кто не гнётся, тот ломается» :))))
А в нашей Дании такой порядок, кто не гнётся, того ломают. И никаких колёс! :))))))))
В нашей, увы, тоже :(((((
Чужу бяду руками развяду!
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2021 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Источник
Кто не гнется тот сломаются
Притихла степь. Грохот боевых барабанов не поднимает с постели, не гудит земля под копытами конных лавин, тучи шелестящих стрел не заставляют гнуться к гриве коня. Долгожданный покой пришел в кочевья.
Шаман Теб-тэнгри говорил Тэмуджину, что мир установлен соизволением неба. Который год подряд зимы малоснежны, без губительных буранов, ранние весны без страшных гололедиц – джудов, летнее время без засух и пыльных бурь – густы, сочны поднимаются травы, хорошо плодится скот, и у людей вдоволь пищи. А что еще кочевнику нужно? Когда он сыт сегодня и знает, что не останется голодным завтра, он тих и кроток, в его взоре, обращенном к соседним нутугам, не вспыхивает огонь зависти.
Нукеры Тэмуджина праздновали свадьбы, устраивали пиры в честь рождения сыновей, харачу катали войлоки для новых юрт, нойоны тешили душу охотой, и никто не хотел помышлять ни о чем другом. Так было и в других улусах. Еще совсем недавно, соблазненные шаманом, к Тэмуджину от тайчиутов бежали нукеры, но теперь этот приток силы иссяк. В стане тайчиутов, раздобрев, люди не желали браться за оружие, не хотели смут, им теперь был угоден и Таргутай-Кирилтух.
Однако Тэмуджин думал, что не в одной сытости дело. После того, как они с Ван-ханом растрепали татар, главные враждующие силы уравнялись. Ни меркиты Тохто-беки, ни тайчиуты Таргутай-Кирилтуха, ни Джамуха, собравший вокруг себя вольных нойонов, ни кэрэитский Ван-хан, ни он со своим разноплеменным ханством – никто не сможет одолеть в одиночку другого. Но стоит кому-то ослабнуть… Непрочен этот покой. Обманчива тишина.
А пока идут дни, похожие друг на друга, как степные увалы, складываются в месяцы, смотришь, и год пролетел, за ним другой, третий.
Тэмуджин стал отцом четырех сыновей. Все черноголовые. Это его мучило и тревожило: неужели никто из них не унаследует улуса? Почему? Еще не родился настоящий преемник? Или падет его ханство? Как угадать, где зреет беда?
Тэмуджин сейчас думал как раз об этом. Он только что вернулся с охоты на дзеренов. Скачка по степи под палящим солнцем утомила его. Босой, голый по пояс, лежал на войлоке в тени юрты. От Онона тянуло легкой вечерней прохладой. На краю войлока, распаренная, с капельками пота на лице, сидела Борте, баюкала на руках младшего сына, Тулуя. Сыновья постарше, Чагадай и Угэдэй, втыкали в землю прутья, обтягивали их клочьями старой овчины получались юрты. Бабки превратились у них в стада и табуны, чаруки – в повозки. Старший, Джучи, и приемыш матери татарчонок Шихи-Хутаг плели из тонких ремешков уздечки для своих коней. Не игрушечных, настоящих.
Конечно, кротких, смирных, но настоящих. Каждый монгольский мальчик в три года должен сидеть в седле, в шесть – уметь метко стрелять из детского лука.
У пухлогубого, коренастого, как Борте, старшего сына был добрый нрав, открытая душа. Любимец и баловень нукеров, к нему сын относился с тайной боязнью. Будто чувствовал, что в сердце отца нет-нет и возникнет едкое, как солончак-гуджир, сомнение – сын ли? В такие минуты он становился холоден, груб с мальчиком, тот, ничего не понимая, моргал круглыми карими глазенками, искал случая, чтобы удрать подальше. Но сомнение проходило, Тэмуджину становилось стыдно, заглаживая свою вину перед мальчиком, он брал его на охоту, в поездки по дальним куреням. Оба были в это время счастливы, но даже и тогда Джучи не открывался перед ним до конца, в его глазах все время жила настороженность – вдруг все кончится и отец снова станет непонятно-жестким… Тэмуджин свои сомнения старался прятать от людей, особенно от Борте. Всегда ласковая, уступчивая, способная понять любую боль и унять ее, она, когда дело доходило до разговора о меркитском плене, теряла всякую рассудительность, голос ее срывался на крик. Однажды сказала прямо:
– Меркитский плен не мой, а твой позор! Неужели до сих пор не понял?
Понять то это он понял. Только что с того!
К юрте подошел Тайчу-Кури, снял с плеча кожаный мешок, смахнул со лба испарину.
– Хан Тэмуджин, я принес тебе подарок. – Присел перед мешком на корточки, достал пучок стрел, покрытых блестящей красной краской. Видишь, какие красивые! Никто тебе таких стрел не сделает. Древки я выстрогал из дикого персика, оперение сделал из крыльев матерого орла, наконечники калил в масле и затачивал тонким оселком. Было у меня немного китайской краски – покрыл их сверху. Это не только для красоты. Такая стрела под любым дождем не намокнет, не отяжелеет, даже в воду положи, вынешь – так же легка и звонка.
Тэмуджин перебрал стрелы. Тайчу-Кури не хвастал, стрелы были хороши.
– С чего ты вздумал мне подарки делать?
– Ну, как же, хан Тэмуджин. Мы с тобой родились в один день, я рос в твоей одежде…
– Ты не считал, в который раз рассказываешь про это?
– Я всегда буду рассказывать… А что, не правда? Еще мы вместе с ним овчины мяли. И он меня стукнул колодкой по голове.
Тэмуджину тоже стало смешно.
– Худо, кажется, стукнул! Надо было лучше, чтобы болтливость выбить.
Твой язык мешает тебе стать большим человеком. Посмотри, кем были Джэлмэ и Субэдэй-багатур? А кем стали? Ты не думай, что приблизил я их только потому, что вместе с ними ковал железо… говорил бы ты поменьше, и я сделал бы тебя сотником.
– Зачем мне это, хан Тэмуджин! Я и своей Каймиш править не могу. Куда уж мне сотню! Не воин я, хан Тэмуджин. Вот ты правильно сделал, что Чиледу возвысил…
– Это меркит, что ли?
Нежданно сорвавшееся слово «меркит» вернуло к прежним думам.
А Тайчу-Кури достал из мешка детский лук, тоже покрытый лаком.
– Твоему старшему. Джучи, иди-ка сюда.
Мальчик взял лук, натянул тетиву, прищурив левый глаз и чуть откинув голову. В этом движении головой, в прищуре глаза он увидел что-то от Хасара, когда тот был таким же маленьким, и сердце радостно толкнулось в груди: мой сын, мой! Привлек его к себе, понюхал голову.
– Тайчу-Кури сделает тебе и стрелы. Такие же, как мне.
– Таких не сделаю. Красок больше нет. Пошли человека к кэрэитам. У них часто бывают и тангутские, и китайские, и сартаульские[1] купцы.
– Пошлю. Краски у тебя будут.
Сын спросил у Тайчу-Кури:
– Еще один лук можешь сделать? Для Шихи-Хутага.
Татарчонок через плечо Джучи разглядывал лук. Круглое лицо с утиным носом смышленое, в глазах любопытство, но не завистливое. Хороший парень, кажется, растет.
– Сделай, Тайчу-Кури, лук и для Шихи-Хутага… Ну и скажи, какой подарок хочешь получить сам? Думаю, не зря же меня умасливаешь, а?
– Хан Тэмуджин! – с обидой воскликнул Тайчу-Кури. – Мне ничего не надо. Меня кормят и одевают мои руки. Люди стали жить хорошо, хан Тэмуджин. Посмотрю на своего сына, на чужих детей – толстощекие, веселые.
Посмотрю на свою жену, на чужих жен – довольные. Посмотрю на мужчин каждый знает свое место. Если все делаешь, как надо, никто тебя не обругает, не ударит. Ложишься спать и не боишься, что ночью тебя убьют, а жену и детей уведут в плен. Мы часто разговариваем об этом с Чиледу. И мы думаем – хорошую жизнь всем нам подарил ты, хан Тэмуджин. А что могу подарить я, маленький человек? Только стрелы. Потом я сделал лук своему сыну Судую и подумал: а кто подарит лук сыну нашего хана?
Тайчу-Кури посматривал по сторонам – видит ли кто, как он хорошо говорит с ханом? Его простодушное лицо расплывалось от удовольствия.
Забавный… Его болтовня ласкает слух. И легким облаком плывут благие думы. Но не долго. Облако незаметно уплотняется, становится точкой… Его ханство сшито, как шуба из кусков овчины, из владений нойонов – Алтана, Хучара, Даритай-отчигина, Джарчи, Хулдара. Обзавелись семьями братья, выделил им скота, людей – тоже стали самостоятельными владетелями. Подарил людей Мунлику и его сыновьям, и теперь они живут отдельным куренем, а все, что есть в курене, считают своим. Когда-то, повелев нукерам ведать табунами, юртами, повозками, воинами всего ханства, он думал, что сумеет урезать самостоятельность нойонов, но из этого ничего не выходит, сейчас нукеры ведают лишь тем, что принадлежит ему самому, нойоны же чинят всякие преграды, ревниво оберегая свою власть, и нет сил сломить тихое упрямство.
Источник
Сильный человек — это тот кто прогибается, чтоб не сломаться? Или тот кто ломается, ради того чтобы не прогнутся?
Жил-был в Индии старый монарх, который всю жизнь решал для себя один вопрос: в чём суть силы? И постановил он, в конце концов, найти самого сильного человека в своих владениях, чтобы узнать у него, в чём суть силы. В качестве награды этому герою царь назначил лошадь из своих конюшен, причем по желанию победителя объявленного конкурса: захочет белого — получит белого скакуна, захочет чёрного — получит в дар черного коня. Для решения этой непростой задачи, сопряжённой с вечной проблемой выбора, он собрал самых мудрых людей своего царства и отправил их по городам и селениям.
Задание монарха действительно оказалось необычайно трудным — мудрецы стоптали не одну пару сандалий, но так и не нашли самого сильного человека. Они устраивали соревнования, давали претендентам на победу множество заданий, но эффект был нулевым: никто из подданных царя не мог безоговорочно претендовать на право называться самым сильным человеком.
Мудрецы уже совершенно отчаялись найти человека, которому бы они могли с чистой совестью вручить на выбор одного из лучших коней царской конюшни. На душе у них скребли кошки — не сносить им своих голов! И вдруг, проходя через какое-то маленькое селение, они заметили человека-гиганта. Он лежал на огромном топчане посредине большого сада, окружавшего его дом.
— Какая огромная сила скрыта в этом человеке! — воскликнули мудрецы и решили подвергнуть его трём испытаниям.
— Можешь ли ты сломать одной рукою подкову? — спросили мудрецы человека-гиганта.
Тот же ничего им не ответил, а просто взял и сломал своей рукой подкову.
— А можешь ли ты выдернуть с корнем дерево? — снова спрашивали его мудрецы.
Тот же ничего им не ответил, а просто обхватил двумя руками десятиметровое дерево и одним махом выдернул его из земли.
— Воистину силён ты, человек! Но можешь ли ты перегородить реку? — спросили мудрецы в третий раз.
Ничего не ответил им человек-гигант, но подошел к реке, поднял в воздух лежавший на берегу огромный камень и бросил его в поток, и река встала.
— Слава Богу! — воскликнули мудрецы. — Воистину ты самый сильный человек на земле! Выбирай любого из царских коней: хочешь — бери чёрного, хочешь — белого!
И только человек-гигант занёс руку над головой, чтобы почесать затылок, прежде чем объявить своё решение, как вдруг на пороге его дома появилась маленькая щуплая женщина в тёмном наряде.
— Муженёк, предупреждаю тебя: выберешь белого — тебе несдобровать! Я за себя не ручаюсь!
Источник
Люди-ивы: гнутся, да не ломаются. (Романы И.С.Тургенева как гербарий человеческих типажей. Часть 1)
Д остаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
Эти слова И.С.Тургенев озвучил через героя «Отцов и детей» Евгения Базарова. Очень похоже, что ему и самому нравился такой подход. Одни и те же вариации характеров явственно прослеживаются во многих его книгах (чего не отрицают и литературоведы). Конечно, и лес состоит не из одних только берез, и человеческое сообщество включает разные личностные типажи.
«Отцов и детей» вполне можно рассматривать как небольшой «гербарий», где собраны по нескольку экземпляров каждого типа. Раз уж сам Тургенев выбрал сравнение людей с деревьями, то и я попробую обозначить каждую личностную вариацию названием дерева. (это будут просто мои ассоциации, не имеющие никакого отношения к гороскопу друидов, славян, психологическим школам и прочая.)
Начну все-таки с мужчин. Отец и сын Кирсановы, Аркадий и Николай Петрович. Это люди-ивы.
Почему ива? Дерево неброское, хотя имеет свою прелесть. Такой человек на первый взгляд кажется незначительным. Сходу произвести впечатление на собеседника не умеют, а если и пытаются (в основном подражая более ярким персонажам), то выходит это плохо, наигранно и только портит впечатление. Да и вообще отстаивать свою точку зрения в спорах не очень умеют, предпочитают ссылаться на чье-то мнение.
Вспомните, в книге именно Аркадий поначалу бравирует нигилизмом своего друга. Сам-то Базаров помалкивает, пока к нему не пристают и не начинают расспрашивать или провоцировать на спор. Зато для Аркадия это ресурс в беседе, возможность похвастаться знакомством с необычным человеком.
Что такое Базаров? — Аркадий усмехнулся. — Хотите, дядюшка, я вам скажу, что он собственно такое? — Сделай одолжение, племянничек. — Он нигилист.
Заметьте, не «мы нигилисты», не «он, как и я, нигилист», а только «он нигилист». Очень удобно — можно и поговорить на модную тему, и самому как бы остаться в стороне.
Зато в длительном общении такие люди не приедаются и постепенно вызывают все большую и большую симпатию. Хотя им не суждено стать объектом чьей-то страсти, именно такие способны вызвать стойкую привязанность и долгую любовь.
Ива-дерево неприхотлива, и люди-ивы способны довольствоваться тем, что есть под рукой. Они не гоняются за идеалом (даже имея возможность выбора), а находят нужное поблизости. Кирсанов-отец в первый раз женился на дочери хозяина квартиры, которую снимал в Петербурге во время студенчества; второй его женой стала дочь экономки. Кирсанов-сын, не удостоенный внимания Анны Одинцовой, очень быстро нашел счастье с ее младшей сестрой.
Как выразилась Катя, это люди не хищные, а ручные. Базаров определил грубее: Н.П. – «божья коровка», а А.Н. – «мяконький барич». Доминировать, завоевывать, доказывать, самоутверждаться – у них просто нет такой потребности. В любви не ищут страстей и не находят удовольствия в преследованиях, победах, уводе женщины от соперника. Переглянулись с предметом симпатии разок-другой, сошлись и стали жить-поживать долгие годы в тихом довольстве.
Острых ощущений тоже не ищут — из революционной Европы 1848 года Кирсанов-папа быстренько сделал ноги. В крупных схватках они или отойдут в сторонку, или займут миротворческую позицию. Но при этом не обязательно окажутся побежденной или пострадавшей стороной – именно «ивы» дождутся на берегу речки, когда мимо проплывет труп их врага.
Но и совсем пассивными их не назовешь. Пожалуй, им присущ принцип некоторых восточных практик: исчерпывать силы агрессора мягким уклонением. Без всяких скандалов с громогласным папашей-генералом Николай Кирсанов сумел уклониться от военной службы – очень кстати случился несчастный случай с переломом. Собственно, и женился рано он «к немалому огорчению родителей», почти против их воли. Аналогично Аркадий мягко, без разборок, вышел из-под влияния Базарова. Ива упруго спружинит перед шквалом, пропустит ветер через гибкие ветви и невредимая распрямится вновь.
Где такой стиль поведения точно неуместен, так это в делах общественных и политических, когда нужно жестко обозначать и продавливать свою позицию. Николай Петрович в финале в роли мирового судьи – сущее недоразумение, не удовлетворяющее ни одну из сторон.
Если же ствол ивы и сломается от удара стихии, то очень быстро от корня пойдут новые побеги, крона восстановится. Именно огромный потенциал адаптации и восстановления обеспечивает жизнестойкость людей этого типа. Удары судьбы не ломают их насмерть, они довольно быстро восстанавливаются и приспосабливаются к обстоятельствам. В стрессовых ситуациях они быстро переходят к стадии принятия, не тратя себя на обессиливающий гнев, торг и депрессию.
Кирсанов-отец оправился после смерти любимой жены, безболезненно размежевался с крестьянами, выстроил и обжил новый дом, во второй раз женился. Кирсанов-сын легко перенес и любовную неудачу с Анной, и разрыв с другом, и его последующую смерть. Впрягся в семейную и хозяйственную жизнь, наладил дела усадьбы, стал вполне счастлив.
Именно из-за природной гибкости и большой способности к душевной регенерации люди-ивы сравнительно легко проходят все возрастные кризисы. Везет.
Из женщин в «Отцах и детях» ива — это Фенечка. Спокойно, без терзаний приняла свою судьбу в виде интереса немолодого барина. Сумела его полюбить. Без чрезмерной конфузливости несет свой сомнительный статус: сыну и гостям хозяина лишний раз не показывается, но раз уж грозный Павел Петрович сам в гости зашел, то он будет представлен малышу как дядя. Позже и законный брак воспринимает как должное, а не какое-то невероятное везение. Постепенно и руку подавать выучится.
С некоторой натяжкой добавлю в эту категорию и матушку Баразова, Арину Власьевну. Недалекая с виду старушка-хлопотушка, «куропатица» неожиданно произвела на Аркадия при личном разговоре впечатление женщины не просто толковой, но умной. Столбовая дворянка, она без жалоб переносила жизнь жены гарнизонного лекаря, чтобы потом с радостью поселиться с ним на покое. Она всякий раз стойко принимает несчастья да еще находит слова для утешения и вразумления своего мужа. И, главное, находит в себе силы жить дальше.
Дорогие читатели! Кого из персонажей других произведений И.С.Тургенева вы отнесли бы к «ивам»? Пишите в комментариях.
Источник
