Самолет мы все починили

«Улугбек, вернись. Мы всё починили»: «Ситимобил» запустил промо обновленного приложения сервиса

В «Ситистарте» бренд учёл все недочёты – в его продвижении креаторы призвали водителей возобновить сотрудничество, обыграв мем с котами

«Ситимобил» представил промо, приуроченное к запуску обновленного приложения для водителей «Ситистарт». В нём появился быстрый переключатель режимов работы, при этом настройки тарифов и услуг стали удобнее, а доходы с каждой поездки стали отображаться в пересчёте на «чистый» доход. Об этом Sostav сообщила пресс-служба компании.

В рамках кампании креаторы сервиса городской мобильности сняли ролик, главным героем которого стал директор по работе с водителями Ашот Восканян. Видео снято в стилистике социальных видео — в своём искреннем обращении топ-менеджер признал все недочеты предыдущей версии приложения. Так креаторы хотели показать, что бренд всегда прислушивается к пожеланиям своих водителей по улучшению платформы.

Также в поддержку «Ситистарта» компания разместила наружную рекламу — в Москве и в Санкт-Петербурге появились обращения к водителям с предложением о возобновлении сотрудничества. С помощью призыва «Водитель, вернись, мы все починили!» креаторы обыграли известный мем про Наташу и котов, которые «всё уронили».

На билбордах с просьбой о скорейшем возвращении можно заметить имена водителей различных гендеров и национальностей — так бренд хотел напомнить об инклюзивном подходе в своей работе.

Нейминг приложения помогли разработать партнёры сервиса городской мобильности — водители, подключенные к сервису, участвовали в опросах и исследованиях.

Виталий Бедарев, генеральный директор «Ситимобила»:

«Ситимобил» постоянно работает над тем, чтобы приложение для водителей становилось удобнее и понятнее. После значительного улучшения мы решили рассказать об этом простым и человечным языком. Мы обращаемся к водителям прямо с городских билбордов и предлагаем им возобновить сотрудничество с нами.

Также мы записали видеоролик с Ашотом Восканяном — директором по работе с водителями, который для многих стал настоящим товарищем. Обновления, о которых мы рассказали — это только начало, мы продолжим работать над приложением дальше, чтобы оно становилось еще удобнее.

Ранее «Ситимобил» разместил билборды в стиле «народных поздравлений» — на них сотрудники бренда рассказали о возможности создавать с близкими общий аккаунт в приложении сервиса.

Источник

«Все отцы возятся с тачками, но у моего был Boeing»: почему брошенный самолёт 24 года простоял посреди аэропорта в Индии Статьи редакции

Пользователь твиттера рассказал, что из-за необычного увлечения его отца индийских пилотов годами предупреждали о старом самолёте у взлётной полосы.

Пользователь твиттера Крис Крой рассказал историю о том, как его отец в 1990-х годах пытался починить старый брошенный Boeing-720, чтобы перевести его из США в Индию и использовать в коммерческой авиации. Но в итоге хобби зашло слишком далеко — самолёт остался стоять возле взлётной полосы в индийском аэропорту более 24 лет.

I just found out that

1. For 24 years every pilot who landed at the airport in Nagpur, India had to be warned about the Boeing 720 sitting next to the runway.

2. That it was my dad’s fault.

This is the story of my dad’s junkyard jet.

Крис рассказал, что в 1990-х его отец, авиамеханик муниципального аэропорта Браун-Филд, увидел парня, который ходил вокруг брошенного Boeing-720. Самолёт покоился в пустыне с тех пор, как предыдущий владелец Кеннет Коупленд бросил его по неизвестным причинам.

Парень, заинтересованный в самолёте, оказался индийским шинным магнатом по имени Сэм Ведер. Он спросил отца Криса, возможно ли поднять самолёт в воздух. Тот ответил, что, конечно, возможно. Самолёт, который произвели 29 лет назад, не имел коммерческой ценности для авиации США, но Индия — «это другая история». «Всё, что им нужно было сделать, это перевезти самолёт туда», — отмечает Крис.

«Обычные отцы возятся со старыми тачками по выходным, но у моего был Boing-720», — пишет Крис. В течение следующего года отец работал над самолётом, донимал инженеров Boeing и копался на авиационных свалках в поисках запчастей.

С самого начала другие механики говорили, что отец Криса зря тратит время. «Даже если бы он смог заставить самолёт летать (а он не смог бы), то он никогда не смог бы легально летать снова из-за нормативов допустимого уровня шума», — полагает Крис.

Современные самолеты издают примерно в четыре раза меньше шума, чем в 1950-х годах. Можно переоборудовать старый самолёт, такой как Boeing-720, чтобы он соответствовал современным требованиям, однако правила в Индии оказались другими.

Пока отец ремонтировал самолет, мама Криса оформляла документы в Федеральном управлении гражданской авиации (FAA). Им нужно было перелететь через границу с Мексикой в Тихуану, чтобы завершить тестовый полёт. FAA согласилось при условии, что самолёт пролетит на север 4,2 километра, прежде чем повернуть на юг.

После завершения тестового полёта в Тихуане самолёт отправился в Индию вместе с отцом Криса и Сэмом Ведером на борту. «Если Сэм разобьётся в этом самолёте, то вместе с ним должен был умереть и механик, который его „починил“», — иронизирует Крис.

В итоге самолёт всё-таки добрался до Индии, но во время первого полёта из Дели у него возникли проблемы с двигателем. Boeing-720 пришлось совершить аварийную посадку в аэропорту Нагпура, где он пробыл следующие 24 года. Сначала его оставили на взлётной полосе, но вскоре отбуксировали на 100 метров. Но по правилам такое расстояние всё равно считалось слишком близким — самолёт должны были немедленно переместить дальше, но этого так и не сделали.

«По словам представителей аэропорта, Сэм Ведер разорился, задолжал им арендную плату и должен был переместить самолет. Сэм сказал, что у него есть план, как быстро это сделать, но аэропорт не предоставил ему доступа к самолёту. Они стали арендодателем, который запер арендатора внутри», — пишет Крис.

Прошло время. Сэм вышел на пенсию, построил храм Баладжи Пурам в честь Венкатешвара, а самолет так и стоял на месте. В 2011 году правительство приказало аэропорту убрать его, пригрозив лишением лицензии. Boeing-720 передвинули чуть подальше.

В 2015 году новый директор аэропорта наконец решил проблему — сменил шины самолёту и избавился от него за полчаса. А отец Криса всё это время обманывал свою жену, заявляя, что самолёт до сих пор летает по Индии, перевозя «людей и цыплят».

Источник

Случай в аэропорту) Взято с www.anekdot.ru

Рассказал 2-й пилот Боинга-757 компании Транс Аэро. Дальше с его слов:

Аэропорт Гамбурга. Мы только приземлились и рулим к терминалу, за нами в ожидании посадки 4 самолёта: Люфгаза (Германия), Фидекс
(грузовик), БритишАирвейс (Англия), и в верхнем эшелоне опоздавший на
4 часа ИЛ-86 Аэрофлота.

Очередь Люфганзы, но посылая на х.. диспетчера наш ИЛ чтобы сэкономить топливо начинает снижение. Служба наземного контроля, грозя всеми карами земными и понимая что русским всё пох. пытается развести самолёты и пропустить ИЛ. Бритиш и Фидекс на посадку ещё не зашли и подчиняясь диспетчеру пропускают ИЛ. А пилот Люфганзы уже видя полосу вступает в перепалку с русскими, мол кагого х. он немец, на немецком самолёте, в родной германии, должен заходить на 2-й круг и пропускать грёбаных русских? Получив ответ: «Потому что вы суки войну проиграли!», затихает.
И бросает фразу: «Хорошо ещё жидов в воздухе нет!» На что пилот Бритиша на идеальном английском предупреждает немца что это мол «не корректно», так о евреях.

Все благополучно сели, а через час к нам в комнату отдыха зашли сотрудники авиационной безопасности и вежливо попросили пройти с ними на опознание, т. к. пилота Люфганзы который ругался с русскими отпи. или в туалете, выбили пару зубов, и спустили в унитаз удостоверение пилота. И кроме русских это сделать никто не мог. Отпи. ли героя знатно. Морда в крови, передних зубов нет. Но облом, из экипажа Аэрофлота он не узнал никого. А остальные «цивилизованные» не причём.

Мы готовимся к вылету, рядом с нами тот самый сокол из Люфганзы. Как тут, без команды диспетчера, в очередь на взлёт (отличительная черта наших лётчиков) вместо Люфганзы встаёт Бритиш. Немца прорывает, орёт диспетчеру, что это не аэропорт, а п. ец, что сесть ему мешают русские, а взлететь англичане. То, что мы с первым пилотом услышали на частоте
Бритиша от их командира экипажа, повергло нас в шок.
На русском языке с явным одесским акцентом мы услышали:
— Ребята, скажите этому фашисту, пусть таки заткнёт е. льник. А то мы
с Фимой (второй пилот) ещё раз ему пи..ды дадим от всего еврейского
народа!

Источник

«Говорили — сами виноваты, что остались» Как армяне живут в Азербайджане и почему после двух войн они все еще верят в мир

Чуть больше года назад в Нагорном Карабахе вспыхнула новая война. Противостояние армянских и азербайджанских сил продолжалось 44 дня и закончилось тем, что Азербайджан вернул утраченный после первой карабахской войны контроль над большей частью региона. Конфликт до сих пор окончательно не урегулирован, а диалог между враждующими сторонами кажется невозможным. Между тем в Азербайджане еще живут армяне, которые верят — войны когда-нибудь закончатся, и если не политики, то простые люди начнут снова говорить друг с другом. Корреспондент «Ленты.ру» пообщалась с армянами, оставшимися 30 лет назад в Азербайджане, и выяснила, почему они решили остаться и как война в Нагорном Карабахе трагически изменила их судьбы.

Бакинские нюансы

Вартан Карамян — бакинский армянин. В Азербайджанскую ССР его родители переехали в середине 1950-х из карабахского Красного села. Дядя Вартана — Сарухан Карамов был известным музыкантом, представлявшим на советской сцене азербайджанскую культуру. Он и переманил родню в Баку, который тогда считался культурной и экономической столицей Закавказья. Люди тянулись туда со всех союзных республик в поисках лучшей жизни.

Бакинские армяне часто меняли фамилии, чтобы пробиться в азербайджанской среде. Прослыть знаменитым с фамилией Карамов было проще, чем с фамилией Карамян. Вот дядя Сарухан и пошел на русификацию фамилии. Но эти нюансы не мешали бакинцам ладить между собой. Армяне и азербайджанцы называли друг друга земляками и до первой карабахской войны: по воспоминаниям Вартана, никто не придавал значения нациям.

Азербайджан — моя родина. В паспорте место рождения — Баку. Невозможно изменить жизнь в угоду политике. Сколько себя помню, дружил с азербайджанцами

Вартан признается, что вопрос об армянской диаспоре Азербайджана всегда ставит его в тупик: «Понятия не имею, что такое армянская диаспора в Баку. Армяне, азербайджанцы, русские, евреи — мы жили бок о бок, ходили в одни и те же школы, магазины». Ему намекнули на принадлежность к армянской нации лишь однажды в школе. В классе появился новенький: азербайджанец, переехавший в Баку из Саратова. Он плохо говорил на родном языке, но учителя взялись его опекать. Вартан свободно говорил по-азербайджански, но преподаватель по литературе занизила ему оценку за стихотворение. Новенький подготовился хуже, но получил «отлично».

Учительница призналась, что не может поставить азербайджанцу четверку по родному языку. Армянину можно. Мне было очень обидно. Но потом в училище, когда я учился на фотографа, меня, наоборот, ставили в пример азербайджанцам. Я свободно говорил и знал грамматику

Первая карабахская война стала для Вартана неожиданностью. В конце 1980-х он проходил срочную службу в Военно-морском флоте СССР в Мурманске. В феврале 1988-го услышал от сослуживцев, что в Закавказье вот-вот вспыхнет война. «Кто с кем воюет-то?» — ухмыльнулся он, но включил телевизор. По центральным каналам сообщали, что в азербайджанском Сумгаите произошли массовые погромы и убийства армян. Вартан бросился звонить родным. Те успокоили, что им ничего не угрожает.

Летом отец и мать сообщили ему о переезде в город Капан на юге Армении. Они просили сына не возвращаться в Баку. На вопросы, почему переехали, родители отвечали расплывчато. Говорили, что им посоветовали, хотя вроде никто им в Азербайджане не угрожал.

Тогда я впервые задумался: какой родине служу? Призывали в Советскую армию. Пока служил, страна распадалась на глазах

Дембель Вартана совпал с землетрясением в Спитаке в декабре 1988 года, когда погибли по меньшей мере 25 тысяч человек. Он приехал к родным в Армению. «Люди спасали выживших, разгребали завалы. Но все разговоры были о войне с Азербайджаном», — вспоминает он.

Материалы по теме

«Сбросить колониальное иго»

«Они расчищали себе путь огнем»

В начале 1989 года стало понятно: конфликт неизбежен. В Ереван каждый день прибывали переполненные вагоны беженцев. Армяне оставляли дома и квартиры в Азербайджане и бежали прочь от выстрелов, мародерства и насилия. В Баку прибывали такие же составы с азербайджанцами из Армении. Они тоже бросали все имущество, спасаясь от войны.

Вартан поступил иначе. В разгар армяно-азербайджанского кризиса он отправился в Баку. После службы в армии паспорт оставался в военкомате, и на свой страх и риск он отправился на родину. Мужчина признается: документы — не главная причина, подтолкнувшая его вернуться. «В Армении я так и не стал своим. Дома мы говорили на карабахском диалекте армянского, и окружающих это раздражало. Чувствовал себя не в своей тарелке. Часто вспоминал Баку. Носил усы, знал азербайджанский. Армяне придирались из-за незнания языка. Иногда доходило до драк. Я понял, что с ними мне не ужиться», — признается Вартан.

Свой среди чужих

Друзья в Баку удивились, но обрадовались возвращению Вартана. Предлагали пожить у них, объясняли, что так безопаснее. Но мужчина поселился в своей квартире. Соседи-азербайджанцы помогали: заносили еду, штопали и стирали одежду. Никто не упрекал его за то, что он армянин. Обвиняли политиков, что спровоцировали войну между двумя народами.

Казалось, Вартан зажил прежней жизнью. Получил паспорт, устроился на работу в фотоателье, общался с друзьями. Но игнорировать конфликт было невозможно. Он не раз видел, как толпы молодчиков нападали на армян, оставшихся в городе. Рано или поздно напасть могли и на него.

На моих глазах толпа как-то гналась за армянином. Он спасся, а через несколько дней весь побитый пришел в фотоателье. Попросил сделать снимок на паспорт. Я спросил, почему не уезжает. Он пробурчал, что лучше поменяет фамилию, но останется в Баку

Происходили и странные вещи. Например, азербайджанцы начали агитировать Вартана выходить на антиармянские митинги. Заманивали шашлыком и алкоголем: «Я разводил руками, мол: «Вы с ума сошли? Я армянин!» Казалось, люди сами до конца не понимают, что творят». Прожив в Баку в разгар армяно-азербайджанского конфликта почти год, Вартан понял — дальше рисковать нельзя. Поворотным моментом стало нападение на родственника в центре города. «Находиться в Баку стало опасно. Я уехал в Россию, потом в Испанию. Там и осел. Со временем перевез в Европу родителей. Хотелось сбежать от безумия вокруг», — рассказывает он.

Спустя почти 30 лет Вартан вернулся на Кавказ. В 2016-м он приехал к родственникам в Нагорный Карабах с сыном Феликсом. Мальчик профессионально занимался музыкой с итальянским тенором Робертино Лорети — ему предсказывали большое будущее в мире оперы. Но оказавшись на малой родине, юный музыкант решил остаться. Учебу продолжил в Степанакерте.

«Сын влюбился в природу, добродушных и приветливых жителей Нагорного Карабаха. Попросил, чтобы мы остались. В Степанакерте он окончил школу, потом поступил в музыкальное училище имени Саят Нова в Степанакерте. Ни разу не пожалел, что променял Барселону на Кавказ. До окончания учебы оставалось полгода, но снова грянула война», — вспоминает мужчина.

Материалы по теме

«Дети не должны это видеть»

В чем сила?

Когда в начале ноября 2020-го начались бои за Шушу, Вартан гостил в России. Он был уверен, что сыну в Нагорном Карабахе ничего не угрожает, что это очередное мелкое противостояние, которое быстро погаснет. Но внезапно позвонил друг-азербайджанец и закричал в трубку: «Спасай сына! Чего ты медлишь? Вывози его срочно!»

Вартан немедленно бросился в Шушу. Вооруженные силы Азербайджана наступали, а отец и сын пытались найти машину, чтобы покинуть охваченный огнем город: «Вокруг летали беспилотники. Звонить с мобильного запретили. Сигнал мог зафиксировать спутник, и мы попали бы под обстрел. Водители отказывались нас везти. Наконец за нами приехал мой друг, и мы бросились вон из города. По дороге попали под обстрел. Но бог миловал. Мы спаслись».

Племяннику Вартана повезло меньше. Незадолго до второй карабахской войны его призвали в армию. До окончания службы оставалось меньше полугода, но он отправился на фронт как военнообязанный срочной службы. Погиб в боях недалеко от городка Мартуни. Феликс до сих пор не может пережить смерть двоюродного брата.

Сын часто просыпается от любого шороха. Ему кажется, что снова стреляют. Зовет меня в укрытие. Вспоминает брата. Но война не спрашивает. Она приходит и убивает. Моему племяннику едва исполнилось 20 лет

Вартан уверен, что вражда армян и азербайджанцев ни к чему хорошему не приведет. У него по-прежнему много друзей в Баку, и отношения с ними проверены временем. «В моей памяти город Баку останется гостеприимной солнечной столицей Азербайджана, где царил мир и не было места конфликтам», — говорит он.

Второй после Одессы

Мария Алиева, в девичестве Карапетян, родилась на Алтае, но всю сознательную жизнь провела в Азербайджане. Родители переехали в Баку, когда ей исполнилось семь лет. На Кавказе первое время все казалось необычным. После сибирского холода обилие солнца, гор и зелени поражало. Еще одно детское воспоминание — азербайджанцы строили дома близко друг к другу, и соседи часто заходили в гости просто так, потому что живут очень близко. В Алтайском крае расстояния между домами были большие, а люди старались лишний раз из дома не выходить, особенно зимой. Поэтому соседей почти не знали.

Баку считался вторым многонациональным городом после Одессы. Там жил мой дядя, он и позвал родителей. Соблазнил тем, что в Азербайджане живет большая армянская диаспора. Но никто не делил людей на нации. Мы все были бакинцами

В Баку Мария выучилась в русской школе, потом поступила в училище. Замуж вышла за азербайджанца. Это не считалось необычным, и родственники поддержали молодых. «Свекровь настояла, чтобы я поменяла религию перед свадьбой. Родня мужа жила в бакинской деревне Маштаги, где даже при Союзе жители были очень религиозны. Меня отвели в мечеть, и так я стала мусульманкой. Родила четверых детей», — рассказывает собеседница.

За всю жизнь Марии ни разу не удалось побывать в Армении. Хотя дед много рассказывал про огромный дом в Горисе. Его репрессировали и сослали в Сибирь. После первой карабахской войны было не до путешествий. На войне у женщины погиб старший сын Самир. «Мой мальчик учился в Нахичеванском военном училище. Оттуда его и призвали на фронт. Попал в самое пекло боев, там и погиб. Помню, прибежит в детстве, обнимет и говорит, что всю жизнь будет меня защищать. 19 лет было ему, не пожил толком», — плачет Мария.

Женщина отказывалась верить в смерть сына, пока не привезли его тело. Несколько дней она не выходила из дома, отказывалась есть. «Родные через силу кормили меня. Помню все как в тумане. Мой бездыханный мальчик и я», — продолжает она. Власти предлагали похоронить Самира на Аллее героев в центре Баку, но мать отказалась. Попросила предать земле неподалеку от дома, чтобы была возможность навещать его каждый день.

Мария злится, когда ее спрашивают о конфликте из-за Нагорного Карабаха. Она уверена, войну спровоцировали политики.

За валидол хватаюсь, как слышу по телевизору о генетической несовместимости армян и азербайджанцев. Столько лет народы прожили на одной земле, а теперь гены не те. До войны наоборот говорили, сколько между нами общего. Теперь различия ищут

Мария уверяет, что не слышала ни одного упрека в своей адрес ни во время первой войны, ни во время второй. Наоборот, все старались помочь и поддержать морально. «В конце 1980-х, когда начинался конфликт из-за Нагорного Карабаха, меня вызвали однажды в КГБ. Спросили, говорю ли я на армянском. Просили перевести какое-то секретное письмо. Но я только разговорную речь знаю, переводить не могла. От меня отстали. Если не говоришь на языке, то быстро его забываешь», — делится Мария.

В бакинском поселке Маштага, где они жили с супругом, ее называют сестрой милосердия. «Во время войны Маша оббегала до сорока домов в округе. Она безотказная — как скорая помощь. Кому укол сделает, кого накормит»‎, — встревает в беседу соседка. «Дружим с Марией Егоровной 32 года. Она помогала мне нянчить детей. Когда началась война в Карабахе, никто не тыкал пальцем и не упрекал, что она армянка. Для нас она родная», — добавляет другая соседка.

В Азербайджане до сих пор живут около 20 тысяч армян. Время от времени женщина видится с армянскими подругами. «Как и я, они вышла замуж за азербайджанцев, так и остались в Баку», — объясняет Алиева-Карапетян.

Вопрос, за кого воевать, в нашей семье никогда не стоял. Мы против войны, но родиной считаем Азербайджан. Мы тут всю жизнь прожили. В чем нас упрекать?

«Женились по любви, не по нации»

Эльмира Гасанова, в девичестве Григорян, родилась в Степанакерте. Родители переехали в Азербайджанскую ССР после Великой Отечественной войны, когда ей было меньше года. Баку считался зажиточным городом, и найти там работу было проще. В Армению ездили по праздникам. «Вокруг меня с детства звучала армянская, азербайджанская и русская речь. Свободно говорю на трех языках. Но на русском — уже с небольшим азербайджанским акцентом», — смеется Эльмира.

Материалы по теме

«Запачкал кровью всю машину»

«Люди бежали в панике»

Бакинские и карабахские армяне в советский период говорили и на азербайджанском. «Наши соседи шутили, что бакинцы говорят на особом языке — смесь азербайджанского, армянского и еврейского, — шутит женщина. — Кто-то говорил по-армянски, а отвечали ему по-азербайджански».

Эльмира часто гостила в Нагорном Карабахе и помнит, как уживались в 1960-1970-е годы армяне и азербайджанцы. Никто не придавал значения нациям. «Моя мама родом из Шуши. Отец — из Зангезура. Много родственников в Степанакерте. Между этими городами я и путешествовала. В какой дом ни войдешь, везде нам были рады. Никто не делил на своих и чужих. Скажи тогда, что карабахцы пойдут войной друг на друга — подняли бы на смех, — вспоминает собеседница. — На застольях поднимали тосты за дружбу народов. Было много смешанных браков. Женились по любви, не по нации».

Эльмира вышла замуж за азербайджанца. Родители не противились. Спросили только, готова ли принять ислам. Ради любви девушка была готова на все, хотя мусульманкой стала не сразу. Лишь несколько лет назад, когда супруги отметили золотую свадьбу, женщина решилась поменять веру.

Родственники мужа не просили меня менять религию. Но я так испугалась, когда прочитала и в Библии, и в Коране: муж и жена не встретятся на небесах, если разной веры. Как представила, что не увижу своего Фархада на том свете, так и побежала в мечеть

Мулла шутливо спросил немолодых супругов, не устали ли они друг от друга за столько лет на земле. Но они были настроены решительно. «Так я стала мусульманкой. Куда я без мужа? Празднуем все равно и Пасху, и Хайит», — делится женщина.

Познакомились Эльмира и Фархад в начале 1970-х. Дядя девушки работал в ЖЭКе главным механиком и как-то попросил ее помочь. «Заболела учетчица смены тетя Поля. Меня попросили поработать за нее на водокачке три смены подряд. Показали вентили, объяснили, как переключать. Только освоилась, и вдруг свет погас. Я давай дяде Аракелу звонить. Он отправил мастеров», — вспоминает Эльмира.

На помощь юной сотруднице ЖЭКа пришли двое электриков. Один из них был похож на актера кино, и у девушки промелькнуло в голове — вот бы выйти за такого замуж. Когда мужчины починили свет, Эльмира напоила их чаем, угостила котлетами.

«Все запасы еды поставила на стол. Они с аппетитом все съели. Не решилась сказать, оставьте мне хотя бы кусочек. Собиралась потом сбегать в магазин, купить булочку к чаю. Но тот, похожий на актера, неожиданно вернулся. Принес пряники, сосиски. Улыбается, мол, это вам вместо съеденного. Мы снова сели пить чай, уже вдвоем. Потом он пригласил меня в театр, кино. Это и был мой Фархад», — рассказывает женщина.

Круговорот истории

Первая карабахская война застала Эльмиру врасплох. Она признает, что в конце 1980-х между армянами и азербайджанцами начались бытовые стычки, но всерьез к этому никто не отнесся. «В 1986 году мы с мужем и друзьями-азербайджанцами поехали в Ереван. Я пообещала показать им историческую родину. Много гуляли по городу, любовались природой, архитектурой, а вечером пошли в сауну. Пока намыливались в женской парилке, подруга пела азербайджанские песни. Вдруг отключили горячую воду, и нам пришлось мыться в холодной. Потом свалилась с температурой. Что интересно, в мужской части сауны горячую воду не отключали», — вспоминает Эльмира.

В 1989-м ее бакинские родственники поспешно переехали в Армению. Звали с собой, но женщина не могла оставить мужа. Соседи относились к ней доброжелательно даже после погромов армянских кварталов и массовых убийств в Сумгаите в феврале 1988 года.

Ужас, страх, безумие. Даже сегодня мне сложно объяснить, что я тогда испытала. Было очень стыдно и за азербайджанцев, и за армян. Уму непостижимо — два народа, проживших вместе, взялись за оружие

Несколько дней женщина боялась выйти даже за хлебом. По телевизору и радио говорили, что в Азербайджане громят армянские кварталы, в Армении — азербайджанские. Больше всего за Эльмиру переживал супруг. Как реагировать на столкновения, не знал и он. По соседству жили несколько армянских семей, но они в спешке уехали. Люди начали получать похоронки.

Источник